Монгольский
вояж «на троих»…
Если
боишься -не делай,
Если
сделал - не бойся...
(перевод с
монгольского)
…Ещё
память хранила байкальское отравление омулем, нескончаемые
выкрутасы дороги и “тёщин язык”, посещение обители драматурга
Лобозёрова, в одной из пьес которого играла Таня. Ещё свежи
были завывания и рёв, не дающие ни спать, ни жить – самого
Байкала, а мы уже были пригреты главным режиссером Улан-удинского
театра, вкушая, приготовленные на пару бозы в театральной
гостинице и предвкушая встречу со страшной, поскольку незнакомой
– Монголией.
13 августа открывается
Олимпиада, а местный ж/д вокзал открывает свои недра (на
мою голову) для ещё одного участника экспедиции – Плонина
Петра Фёдорыча (далее ПФ). Нас трое. И это – непросто…
Улан-Удэ запомнился
нелепой головой диаметром метров в 50 вождя пролетариата,
сопкой Любви с панорамой всего города, местным Арбатом и
забавными сюжетами о нас на местных телеканалах…
Дорога
до границы на подъёмах просто усыпана монетами – рублями,
50-копеечными. Так по местным обычаям задабривают духов,
кои здесь, на высоте, и проживают, собирай - не хочу. Но
дорога - очередное испытание на выживаемость, и ещё великолепные
рериховские пейзажи горной Бурятии и встречи с самими бурятами,
отчего-то всегда подвыпившими. Как потом выяснилось, это
национальная особенность и бурятов и монголов. А приучили
русские. Отсюда и буйно-необузданный темперамент монголов,
который мы и наблюдали уже на границе в старом купеческом
городке Кяхта: они тыкали и пихали друг друга и кричали
что-то нам непонятное. В Кяхте мы и заночевали в местной
пожарной части, где допоздна с ПФ по заявкам рассказывали
жуткие истории своих бывших и нынешних приключений… Граница
преодолена не без волнений: у ПФ отчего-то два паспорта,
а у меня, как всегда, вызвала сомнение фотография – вроде
я, а вроде…
От границы до
Сухэ-Батора – природу как будто вырезали: голые бесконечные
горы, жалкие ручейки, в которых полощутся коровы и лошади.
И все немногочисленные речушки, которые изредка нам попадались,
для питья были совершенно непригодны, и даже ополаскиваться
вних (а надо) было неприятно.
Растительности
никакой, травка в ладонь ростом и - горы, горы, горы, В
отдалении по склонам белыми пуговицами – юрты. Жутко и красиво.
Сухэ-Батор –
не пойми что, в беспорядке разбросанные домишки. Первый
общепит – национальные цай, т.е. чай с молоком и жиром,
да ещё и подсолёный (ПФ - в восторге, Таню - воротит), бозы
и хошуры - что-то вроде небольших чебуречков, но, разумеется,
с бараниной. И всё удовольствие на 1500 тугриков, а один
тугрик – 40 рублей, а один $ - 1200 тугриков. Все любезны
настолько, что кажется и скушать готовы то, что принесли…
В
6 утра вьезжаеми в Улан-Батор. Пригород или центр – непонятно.
Едем под проливным дождём в сторону Русского культурного
центра. Нам сказали, что он в той стороне, вот и едем “в
ту сторону”. Вдруг – российское посольство и у дверей двое
“наших”. Любезно, без вопросов дали свой мобильник, и я
звоню Ухне. Ещё в Улан-Уде главный режиссёр театра, используя
свои связи, подготовил почву для нашего приезда, позвонив
в Монголию Ухне – одному известному в стране (что-то вроде
нашего Джигарханяна) артисту, директору филармонии. Через
20 минут мы и встретились… Дальнейшие 4 дня сказочны, утомительны
и неправдоподобны. Предполагая задержаться в Улан-Баторе
на сутки, мы попались в ловко расставленные сети монгольской
любви к русскому народу и покорно выступили в роли “русского
народа”. И впитали в себя все прелести и нюансы жизни монголов.
Наша нехитрая
подготовка сводилась к двум вызубренным фразам: “самбайну”
– здравствуйте и “баярлах”- спасибо, что мы и кричали наперебой,
как заклинание, едучи по дороге. Ухна, действительно, директор
всего концертного и филармонического в Монголии и окунул
нас в эту монгологоворящую творческую жизнь, где, сидя на
представлениях, под хохот зала, мы только нелепо в общих
местах чему-то хлопали и благодарно отсидев минут сорок,
соблюдая международный этикет, потихоньку уходили. Он же
и пристроил нас в десятидолларовую гостиницу, где мы столковались
на восемь. Он же отвёз нас за 40 км по горным умопомрачительным
дорогам на национальный праздник Надом, где мы под палящим
солнцем наблюдали в общей толпе туристов со всех стран мира
стрельбу из лука, борьбу монгольских верзил, поедая презентованные
хошуры, восторгались выступлениями артистов, танцующих и
поющих и играющих на морин хоре, гоняющих и ловящих лошадей...
Приехали
к вечеру и тут же были подхвачены другим человеком, чудным
и весельчаком, главным режиссёром местного академического
театра Батором. Между ним и Ухной было очевидное соперничество
за наши бедные тела, и мы иногда даже и страдали, испытывая
дипломатическую неловкость – кому отдать приоритет. Но Батор
и впрямь покорил наши сердца, хорошо говоря по-русски, обрисовал
нам во всех тонкостях монгольскую жизнь, ту жизнь, с которой
нам ещё предстоит столкнуться. Устроил нам фантастический
ужин в корейском ресторане, где мы ели палочками, ковыряясь
в двух дюжинах разнообразных блюд. То повез за город к своим
друзьям на “фазенду” с ужином из монгольской похлёбки –
недоваренные кусочки баранины, тесто и вода, то устроил
трёхчасовой аттракцион в юрте с приготовлением и распитием
кумыса, облачением в национальные костюмы – дели и кушаком,
позволят даже Тане подоить кобылицу... И, разумеется, весь
этот национальный хаос здабривается архи – местной водкой,
без которой монгола вообще нет. Монголы водку пьют легко,
как чай, даже не пьют, а отхлёбывают из чашек и пиал. Крепость
архи - как минимум 38 %. Но сначала макают безымянный палец
в водку и трижды брызгают вверх и вниз – небу, земле и солнцу,
говорят “тох той”, т.е. “на здоровье” и уже далее отхлёбывают
как газировку без лишних слов. Стараниями того же Батора
мы на три дня пристроены в центре Улан-Батора в отельчике
“Сант Азар” и ни платим ни тугрика.
Состряпал себе
и Тане китайскую и вьетнамскую визы. За один день. Фантастика!
Ещё был просмотр
премьерного спектакля (репетиции), устроенный специально
для нас, в костюмах, с музыкой и встреча с актёрами. Высокая
честь.
Ухна настоял,
чтоб из Улан-Батора мы выехали в 12 часов - час Коня. “У
нас все дела начинаются в этот час”. И вот трогательное
прощание – народные артисты и молодёжь, аплодисменты в дорогу
и далее – живописнейшие, околдовывающие пейзажи Монголии
– горы, радуга, юрты и пасущийся скот, вдруг “из ниоткуда”
и “в никуда” появляющиеся монголы на конях и пешком. Но
– жуткий ветер в лицо, чаще идём, чем едем. Кажется, то
выдувает последние мозги. Под вечер решаем напроситься на
ночлег возле юрт, отстоящих изредка в 400 метрах от дороги.
Уже подготовлены и знаем, что входить в юрту надо сначала
головой, затем одной ногой и потом только переносить туловище.
Очень строгое правило “правой руки”: принимать и подавать
пищу, если не хочешь оскорбить, лучше правой рукой. Монголы,
в принципе, очень добродушны - часто улыбаются, с удовольствием
слушают рассказы, даже почти
ничего не понимая. Вот и наше радостное общение часто было
похоже со стороны на сценки небуйных сумасшедших. К нашему
посещению и просьбе – никакого раздражения, всё своё бросают
(мы не раз наблюдали, как скот убегал после наших бесед
далеко) и дети, и взрослые помогают нам ставить палатки,
заглядывая вовнутрь, охая и ахая. Я говорю – “это наши юрты”.
Смеются и приглашают к себе, выкладывая на стол всё самое
лучшее. В летнее время кочевники почти не потребляют мяса
– пьют оздоровительный кумыс, орэм – пенку с кипячёного
молока, обезжиренный сыр – аурум, который всегда дают в
дорогу, он может храниться года, пьют и пьют монгольский
цай с молоком, живут на молочном рационе.
Уклад
юрты прост и лаконичен – всё самое необходимое: обычно в
разных углах три кровати, в северном почётном углу трюмо
с фотографиями родных и каким-либо божеством (в буддистской
Монголии дюжина божеств – на выбор). Натоплено, от печки
усыпляющий жар. Всё готовится в тазиках, оттого и печка
со своеобразным вырезом. Дровами не топят, а лепёшками коровьими,
лошадиными. И мы не однажды в степи и пустыне использовали
это нехитрое топливо и даже пекли оладья… Курят даже дети.
Утром расстаёмся
как родные. По славянской традиции обнимаемся и прижимаемся.
Отталкивают – такие нежности здесь не приняты.
Едем дальше,
оперируя подорожной грамотой Ухны, где прописано, что мы
– хорошие люди и нам надо помочь. Срабатывает всегда. Читают,
цокают языком: “О,Ухна!” и далее уже проще.
Налайх, Бахагантай,
Чойр, Даланжарган, Айраг – вот весёлый перечень нашего недельного
маршрута. А всего-то пройдено 380 км. Причиной – полно отсутствие
дороги в традиционном её представлении. Сначала в степи,
а затем и в пустыне – едва
различимые, накатанные машинами колеи. Причём их так много,
что можно сойти с ума от решения этой головоломки – по которой.
Утешает, что всё равно, как нам обещают, все ведут в одну
сторону – к китайской границе. Утешение слабое, и мы держимся
железной дороги. И однажды на этом попались – уехали совершенно
в противоположную сторону. Встретившиеся по дороге рабочие,
на вопрос: “Далеко ли до Чойра?”, долго смеялись и привезли
нас обратно в исходную точку на грузовике.
Радуемся удивительным
пейзажам. Горы, необозримые и наводящие дрожь в союзе со
встречным ветром, дождями и радугами, растущими почти от
наших ног, перспективы умопомрачительные, разбросанные белыми
пуговицами юрты... Это даже не экзотика – нет. Это – другая
планета, первозданная и не замороченная суетной цивилизацией...
Чойр – первый
значимый город после столицы (Говорят, в Монголии 21 город:
видели
мы эти города…). Неорганизованное пространство из едва не
рассыпающихся домишек и пятиэтажек-хрущовок, выстроенных
ещё нашими военными. Кстати, о военных, десять лет назад
выведенных из страны, здесь самые добрые воспоминания –
они многое построили – и больницы, и школы, и железную дорогу.
Мы не однажды, правда, встречали “мёртвые города” – целые
микрорайоны из блочных пятиэтажек с чёрными нежилыми окнами.
Зрелище не для слабонервных...
В Чойре, не застав
директора местного Дома культуры, помахали “подорожной грамотой”
перед лицом сторожей и ночь провели безмятежно и счастливо:
мы с Таней в билетной кассе, а ПФ в гардеробе. Много ли
нужно для счастья? Наутро, переполошенный директор устроил
нам и помывку (правда в душе вентилей не было, но на радиаторе
предусмотрительно лежали плоскогубцы), и совместный концерт,
где мы трогательно пели “Подмосковные вечера” и, разумеется,
архи и игру на мори хоре, и бозы, и баранину, от которой
уже хочется бежать…
Мчимся дальше.
Таня и ПФ обезумели
от полудрагоценной лихорадки и, мне думается, умышленно
надо мной издеваются. ПФ ведь геолог и, падкая на новое,
Таня попалась в его сети. Оказывается, дороги в Монголии
просто усыпаны - вперемежку с щебёнкой и гравием – полудрагоценными
камешками опала, халцедона и флюорита и даже, как убеждал
ПФ, фрагментами горного хрусталя. Так что со мной по Монголии
путешествуют двое свихнувшихся, уткнувшись носами в песок
что-то постоянно ищут, а найдя радостно друг с другом восторженно
щебечут о чём-то. Мои злобные увещевания смысла не имеют.
Дождусь, когда они набьют все карманы и баулы этой бесполезной
каменной дребеденью, когда надоедят друг другу в этой маниакальной
страсти и начнут выкидывать булыжнички и виновато смотреть
на меня. А пока – безбрежные гоббийские просторы, ящерицы,
от которых уже рябит в глазах, прикидывающиеся мёртвыми
тушканчики на дороге и песок, песок, песок...
Иногда выскакиваем
на строящуюся дорогу от Улан-Батора до границы. Очередной
строительный участок. Мчимся. Впереди дорога залита липким
и чёрным битумом. ПФ вырывается вперёд и ему кажется, что
у него сейчас вырастут крылья. Подскальзывается и елозит
метров десять в чёрной жиже. Результат – два часа отмываний
от неотмываемого и чёрного и разбитая коленка. Тане повезло
больше – успела соскочить, извазюкала только велосипед.
Я вообще в этом безобразии не участвовал – ехал последним…
Ещё одна ночёвка
у китайцев, строящих эту дорогу.
Усадили за стол в своей рабочей юрте и целый час мы на три
голоса пели для них любимые русские песни. ПФ спросил: мол,
коль такой успех, может принести гармошку (везёт с собой
и однажды мы уже пели под неё у юрты), но я только цыкнул
– до утра не отделаемся. Утром кормили рисовой похлёбкой:
пока не добавил в неё сахару, есть не мог…
Монголия приятно
переворачивает все представления об этой стране. Будем ли
мы ещё где так обласканы и обогреты и накормлены совершенно
иными людьми, даже иной расовой принадлежности, но так искренне
с любовной благодарностью относящейся к “русскому народу”?
Даже во время проходящей Олимпиады монголы болели за русских,
и мы только и слышали: “Россия, вперёд!”.